Одно успокаивает, что пока я делаю вид будто выжидаю положенное время, Гриф не сидит на месте. И он точно знает, что делать.

— Значит, она сказала Конни, что её казнят как поджигательницу и, припугнув этим, лично забрала из тюрьмы? — повторяю я, чтобы убедиться, что поглощённый своими думами из рассказа Эрмины ничего не упустил.

— Да, запугав, что деваться Коннигейл всё равно некуда, что найдут её везде, она привезла девчонку во дворец для ритуала. Не пойму я пока только как ей удалось выманить Годелин, но это выясним. Плюс они похитили фея.

— И в чём заключался её план?

— Поменять их телами. Женить Филиппа на Годелин. Но поскольку в её теле будет послушная Конни, то управлять ей будет Зинанта. А вторую девушку убить.

— Но Конни оказалась совсем не послушной?

— Да, им как-то удалось договориться с Амато, и он помог ей бежать прямо во время ритуала, пока Зинанта была в трансе.

— И дата этого ритуала совпала с твоим?

— На самом деле это было просто, ведь было полнолуние. И она, и я выбрали его, не сговариваясь. Но ей понадобились силы, очень большие силы для проведения ритуала, плюс замести следы пропавшей Годелин. Поэтому девушка сошла на берег не в Аденантосе, а раньше, на корабле организовали пожар, и судно затонуло как раз у берегов столицы, унеся с собой жизни нескольких десятков людей.

— Значит, её силы оттянули твои, смешались с ними. Ты слышала её, она тебя. И тебя это сбило. Но ты смогла закончить ритуал, а её закончился только тем, что Конни оказалась в том же месте, где и Дарья.

— Когда всё сорвалось, она попыталась Конни убить, но всего лишь лишила части памяти. А вот насколько тяжелы оказались повреждения для Годелин, я боюсь предполагать.

— И всё ради того, чтобы самой стать богиней? — качаю я головой.

— Да, сначала она так меня боялась, что решила стереть с лица земли, а потом, когда поняла, что вы начали войну за троебожие, решила занять моё место.

— И Годелин ей была нужна, чтобы объединиться с Трэсом. А Абсинтия как место истинной силы и магии ради наших зачарованных лесов и фей, — подвожу я итог и усмехаюсь. — Какая ирония. Резиденция Филиппа, самого ярого борца с магией и троебожием, оказалась главным их источником.

— Только не спрашивай меня почему я сразу не поняла кто она, эта вторая ведьма.

— Не буду, Эрмина. А ты не спрашивай меня как я мог допустить, чтобы Дашку украли. Зачем только я взял её с собой? — тяжело выдыхаю я.

— Ты всё правильно сделал, — кладёт она руку мне на плечо. — Но больше всего нам вредит не неверие в нас других людей, их мнение — самый дешёвый товар на свете. Нам вредит наше неверие в себя. Всегда верь в себя, мой мальчик. Ни в богов, ни в удачу, ни в помощь, а только в себя, Последний Рекс.

— Спасибо, Эрми, — сжимаю я её руку, лежащую на моём плече, а про себя добавляю: «Предпоследний. Надеюсь, уже предпоследний».

Глава 76. Даша

Глаза никак не хотят открываться, хоть я стараюсь.

Свет сквозь закрытые веки то темнеет, то становится ярче, словно кто-то всё время ходит мимо. Но мне почему-то представляется большой круглый маятник, что качается у меня перед глазами. Такой, как был в часах на стене у бабушки. А уже слово «время» напоминает, что разлёживаться мне некогда, заставляет дёрнуться и сесть.

— Вы меня слышите? — слабый женский голос, на который я с трудом разлепляю один глаз. Но тут же зажмуриваюсь и снова падаю. На жёсткое.

— Ты кто? — делаю вторую попытку подняться, теперь не такую активную. Рассматриваю сквозь щёлочки глаз очертания. Блондинка, с длинными волосами. — Конни?

— Иногда мне кажется, что так меня тоже назвали, — отвечает она. — Я принесла вам попить.

— А мы где? — опираюсь я на локти и вот теперь вижу её. Чёрт! Да она и правда похожа на Коннигейл, вот только я теперь точно знаю кто она.

— Кажется, это дворец императора Филиппа.

— Ну кто бы сомневался, — хмыкаю я. — А ты значит, и есть Годелин?

— Так меня называет Амато. А как зовут тебя?

— Дарья. Можно просто Даша, — опускаю я на пол ноги с жёсткого топчана, беру у неё ковшик с водой. Делаю глоток и тут выплёвываю на пол. — Это что за гадость?

— Настой, что мне дают каждый день вместо воды. Амато говорит, что его нельзя пить, что от него я дурная, ничего не помню и всё время сплю. Но ничего другого у меня всё равно нет. Приходится пить это.

— Ясно, значит, фей тоже здесь. Что и следовало доказать.

— Вы знаете Амато? — удивляется она.

Сердце обливается кровью, глядя на эту девочку. Бледную, словно она год не видела солнца. Потерянную, видимо, от того, что ничего не может вспомнить. И в то же время такую открытую, что даже не узнав моего имени, уже всё мне рассказала: и про воду, про Амато, про свои проблемы с памятью. Хотя, возможно, инстинкт самосохранения ей тоже слегка потёрли, или она плохо соображает из-за этой «огненной» воды.

— А где, говоришь, твой Амато, — встаю я.

Впрочем, я и сама слышу. Где-то за стеной мелодично играет дудочка.

«Стройный мальчик пастушок, видишь я в бреду», — слегка покачнувшись, хватаюсь за каменную стену камеры.

Именно тюремную камеру эта комнатка и напоминает. Хотя нет, скорее келью, судя по тщательной, но старой побелке, скромности обстановки и висящей на стене иконке. Да и девушка в таком простом коричневом платье, как были у служанок в Белом доме, словно послушница.

Выйдя в коридор, где так же как в комнате свет падает из размещённых прямо под потолком окон, я окончательно убеждаюсь в том, что это если не монастырь, то точно что-то церковное, но давно заброшенное.

— Дарья Андреевна, — подлетает фей, увидев меня. Но тонкая цепь, которой он прикован к стене, не позволяет ему особенно размахнуться, и он бессильно падает на топчан.

К своему стыду, я его не помню. Да, где-то среди своих сородичей он, конечно, мелькал, видел меня, попадался на глаза, но вот мне ничем особенно не запомнился. Симпатичный темноволосый восемнадцатилетний парень с дудочкой.

— Привет! А тебя, значит, приковали, — дёргаю я цепь. Ага! Хрен там! — А шпага?

— Отобрали, — пожимает он плечами.

— Логично, — сажусь я рядом с ним. — И что будем делать?

— А что вы тут делаете?

— Меня судя по всему тоже похитили. Возможно, ради того, чтобы Георг подписал любые условия, что ему продиктует Император.

— Скверно, — вздыхает он. — Но вас же наверняка ищут в отличие от меня.

— И тебя, Амато, конечно, ищут! Не волнуйся, мама твоя держится. И все верят, что ты жив и вернёшься. Присаживайся, Годелин, — двигаюсь я, показывая на место рядом с собой девушке, застывшей с выражением недоумения на лице.

— Значит, они не поверили в записку, что меня заставили написать? — столько надежды в его голосе.

— Поверили, не поверили, теперь какая разница. Надо думать, как отсюда выбираться. Где мы, кстати?

— На территории императорского замка. Какая-то старая постройка, которую давно снесли, и сверху построили часовню, но заброшенные подземные помещения остались. Я, когда хотел сбежать, видел и стены, которыми окружён замок, и дворец, и сторожевые башни.

— Что же не сбежал?

— Из-за меня, — всё же садится рядом Годелин.

— А потом меня приковали, — показывает он на цепь. — А Коннигейл? У неё получилось выбраться?

— Получилось, — киваю я.

— Это она вам про нас рассказала?

— Если бы. Я, честно говоря, не очень верила, что она ничего не помнит, но судя по Годелин, видимо, её тоже лишили части памяти.

— Зинанта, — кивает он.

— А как Годелин сюда попала, знаешь? — кошусь я на девушку, которую кажется ничто в этом мире больше не интересует, кроме затяжки на платье, из которой она вытаскивает нитку.

— Зинанта сказала, что её отец скоро умрёт, но она знает, как ему помочь. Для этого Годелин должна поехать с ней.

— И доверчивая девочка села на корабль, никому ничего не сказав, чтобы спасти своего отца?