— Тогда я вернусь и напомню о себе, — улыбаюсь я, словно первый раз её и разглядел.

А ведь что-то в ней определённо есть. Если бы не эти ортовы проходимки, не моя огова подозрительность, не её неловкость, которую я принял за фальшь, то…

«Нет!» — подавляю в себе желание форсировать события.

И уже на выходе останавливаюсь, чтобы обернуться на ту, которую, наверно, я забрал бы с собой не задумываясь, но не должен, не могу, не позволю и ещё тысячу «не», что словно вырастают предо мной частоколом и ощериваются заострёнными зубцами, потому что это Не Она.

«Какого орта я вообще завёлся? — жду я, снова жду, чтобы лишний раз в этом убедиться, пока она повернётся. Пока она там возится. Хрен знает, с чем она там возится. И чувствую, как во мне закипает гнев. — Какого орта она вообще себе позволяет? Какого ога я стою здесь и жду её как пацан? В пекло! — круто разворачиваюсь я и чуть не сбиваю с ног Грифа.

— Где ты таскаешься? — подхватив плащ из рук своего бойца, иду я к выходу не оглядываясь.

— Ну ты спросил! — усмехается Тэф, догоняя меня. — А ты чего такой злой?

— Напомни мне, когда в следующий ты предложишь мне повеселиться и расслабиться, чтобы я сразу заехал тебе в рожу.

— Да что случилось-то, Георг? — уже по дороге нагоняет меня Гриф.

— Не знаю стоит ли тебе объяснять, — пришпориваю я коня, но Тэфил всё равно меня догоняет.

— А ты попробуй. Может, я не безнадёжен.

— Тэф, я чуть не предал её, понимаешь? Дашу. Вот чуть потрясли передо мной сиськами и завёлся, загорелся, зачесалось.

— Так ты нормальный здоровый мужик.

— Я словно всё тут же забыл и чуть не повёлся на первую попавшуюся… шлюху, — болезненно морщусь я, так неприемлемо, несочетаемо звучит это слово с той, о которой я сейчас думаю.

— Так всё же «чуть», а не повёлся. В таком цветнике мало кто выдерживает, а ты как евнух — покрасовался и домой. Как на светском балу побывал. Ни под одну юбку не залез, ни за одну сиську не подержался. А про шлюху — это ты про блондинку в бордовом или блондинку в бирюзовом?

— Ты их по цветам что ли различаешь, как флаги? — усмехаюсь я.

— Это не важно. Важно, что ни одна из них не шлюха. Девушка, на которую напали, вообще девственница.

— С которой ты танцевал? — с недоверием вглядываюсь я в его «птичьи» глаза, блестящие в темноте. — Только не говори, что ты спросил, и это она тебе сказала.

— Ты меня реально за идиота что ли принимаешь? Я с мадам Соней поговорил. А ты думал, я куда уходил?

— Я думаю, ты всё успел.

— Ну это да, — довольно улыбается он.

— И что рассказала тебе про неё мадам Соня?

— То есть, если я правильно понял, про вторую девушку можно уже и не рассказывать? — ржёт он.

— Тэф, — угрожающе рычу я.

— Понял, понял, — всё равно улыбается Гриф. — Никто понятия не имеет откуда она приехала. Её осмотрел лекарь, как принято, чтобы на случай вшей или каких корост поместить её в карантин. Осмотрела и акушерка, чтобы она не оказалась с приплодом.

— Ты же понимаешь, как мерзко это звучит, да? — почему-то бесит меня каким тоном он сообщает эти подробности.

— Ну, и ты не трепетный бутончик. В общем, информация как всегда проверенная, из первых рук. Девушка невинна как беседа двух монахов, — делает он уступку моему недовольству, лыбясь. — И никаких бумаг для работы в «заведении» не подписывала и не собиралась. И хорошо, что мы вовремя появились, когда этот урод на неё напал.

— За этим уродом, кстати, присмотрите, у меня на него большие планы.

— Понял, — кивает он. — Хорошенько присмотреть?

— В меру. Чтобы пару дней ссал кровью, но очухался.

— Хорошо, Ваше Велеречивое Величество, — манерно раскланивается он. — О его анализах мы похлопочем.

— На сегодня всё, — разъезжаемся мы на развилке, когда я отправляюсь прямиком в Белый замок.

Захожу в комнату к Машке.

Моя малышка крепко спит, обняв ту самую Лолу, свою любимую куклу. Я забираю её из пухлых ручонок, чтобы положить рядом на подушку, и просто немею: я точно помню, что раньше эта светловолосая кукла была с косой, а теперь волосы её безжалостно острижены по плечи.

— Моя чудная восхитительная проницательная девочка! — целую я свою дочь в нежную щёчку, улыбаясь.

И ухожу в свою комнату, чтобы первый раз за последний месяц заснуть спокойным, глубоким и целительным сном.

Глава 18. Даша

Такое странное чувство. Словно я проснулась.

Нет, встала с кровати я ещё пару часов назад. И вещи свои уже постирать успела, пока все спят и в прачечной пусто. И позавтракать, ещё до рассвета. И даже кухарке помочь, которая одна встала раньше меня. Напевая себе под нос, я растопила печь, начистила целый чан овощей и заканчивала натирать до блеска медную кастрюлю, когда пришла сонная Ваби, большую часть чьей работы я уже и переделала.

— Поёшь? — потирает она глаза.

— Пообещайте мне любовь… пусть безответную… — киваю я, рассматривая своё отражение в блестящем боку сотейника. — Узнаю в облике любом… её приметы я…

Не просто пою — душа поёт. Господи, как я его люблю! И я правда словно проснулась. И только когда проснулась, поняла, что спала.

Стресс последних дней дома, когда меня трясло от страха и паники, сердце заходилось в груди от сомнений и переживаний. Потом перемещение. И потом дни здесь. Дни какого-то полного эмоционального отупения, когда организм словно заблокировал эмоции — всё осталось в прошлом.

Вчера, когда Георг уехал, я пошла проверить свои вещи в тайнике под лестницей и вдруг расплакалась. И не знаю сколько там прорыдала, уткнувшись в родненький пуховичок. И вот когда меня так прорвало — я вновь и начала чувствовать.

Вкус, запах, жизнь. Страх, что это чёртов ублюдок изнасиловал бы меня и всё, если бы не появился король. И никто не пришёл бы ко мне на помощь, ведь это публичный дом, а не пансион благородных девиц. Кто потом стал бы выяснять клиент он или нет, договаривались мы с ним так или нет. Дело уже было бы сделано.

И вот когда я выплакала эти слёзы, когда испугалась, тогда и поняла, что все эти дни двигалась как марионетка. Вроде что-то делала, ела, говорила, но по сути пребывала в летаргическом сне. И я была не я, а так, оболочка от меня. Как устрица в раковине, когда кажется, что и не живая она вовсе, но внутри плотно сомкнутых створок — нежное, ранимое, дышащее. Внутри моей раковины была я, та что сегодня, наконец, вдохнула полной грудью.

«Я. Живая. Настоящая. Твоя», — на секунду прикрываю я глаза, поперхнувшись своей песней от нахлынувших чувств. Рядом с моим королём мне было так хорошо, легко, естественно, уютно. И только когда он уехал, я вдруг испугалась. Господи, как я это выдержала-то? Не дрогнула, не подала вида, не растерялась и, главное, не прижалась к нему со всей силы и не призналась? Как?

И честно говоря, мне как два пальца об асфальт его убедить, что я это я. Но ведь тогда как раз это буду не я — расчувствовавшаяся, растёкшаяся лужицей, только потому что он приехал. А приехал-то он в бордель! И вовсе не меня там искать, а ясно по каким причинам. Сволочь! Расслабиться он решил. Отвлечься. Мало ему тех, что толпами сами во дворец к нему приходят. И тут я бы ему такая всё простила, и как ни в чём не бывало кинулась на шею: «Гоша, я ваша навеки!» Вся такая ручная, карманная, послушная, без претензий. Ага! Щаз! Спасибо, комнатной королевской собачкой я уже была. Теперь мне отступать некуда, Москвы за мной нет. Да что там Москвы, даже Магадана.

— Магадан — заброшенный край… Магадан … Магадан… Магадан — запорошенный рай, — резко меняю я репертуар.

Но, главное, я его зацепила. Видела, что зацепила. Снова. Вот и пусть теперь добивается. Сам. Ибо ничто мы не ценим так высоко, как полученное с большим трудом. И ничем не дорожим так мало, как доставшимся легко.

Нет, ну вот как это называется? Ходила, обивала пороги, а тут увидела его глаза, его потрясение, ступор, лёгкое помешательство и разом пришла в себя.