— Значит, Лола? — так и не отпускает он меня, помогая спуститься по лестнице.

— Значит, Гриф?

— Это моя настоящая фамилия. Тэфил Алабастр Гриф.

— Простите, — не могу сдержать я смешок на его второе имя, напомнившее мне «алебастр». Хотя Белоголовый, наверно, как раз от названия этой белой гипсовой смеси и пошло. А уже красить до белого длинную чёлку и убирать её в хвост на затылке, как у викинга, он придумал сам.

— Ала Бастрос — название местности, в которой я родился и вырос. В краю известковых пещер, стране Серых Скал и белых домиков, украшенных ракушечником.

— Вы с Дуоса, Тэфил? Со Второго континента? — моментально вспоминаю я где находится Страна Серых Скал — рядом со Страной Болот.

— А вы неплохо разбираетесь в географии, — ведёт он меня по коридору.

— Спасибо, но на самом деле отвратительно, — улыбаюсь я. — Похватала по верхушкам. Но кое-какие названия действительно запомнила. На всякий случай.

— На случай, если снова придётся бежать? — белозубо улыбается он в ответ.

— Возможно, — пожимаю я плечами. — Но если вы хотите услышать мою историю появления в Белом доме, то я её вам всё равно не расскажу.

— И правильно. Ваша загадочность куда интереснее, чем какая-то глупая история, например, про древнее проклятие и сожжённый лес. Знаете, такую?

Вот чего я точно не знаю, так это что ему ответить, потому что звучит в его голосе нечто такое, от чего холодок бежит по спине. Неужели он догадался? Совру — и буду тонуть как в трясине в этой лжи. А скажу правду и придётся покаяться во всём остальном. И я выбираю нечто среднее — полуправду.

— Я совсем-совсем не местная, но эту историю слышала. Это ведь про Мёртвый лес, правда?

— Когда оживёт Мёртвый лес, когда замолчит Говорящий мост, когда зацветут поля крокусов, тогда последний из рода Рекс женится по любви.

— Насколько я помню, это значит, никогда? — останавливаюсь я на входе в залу, когда он отпускает мою руку, и слышу ответ горячим дыханием в шею:

— Знаете, зачем я здесь?

— Подозреваю, собрать обо мне как можно больше информации, — отвечаю я не оборачиваясь.

В ответ Гриф хмыкает, но больше ничего сказать не успевает.

— Лола! — кланяется мне Брин издалека, явно оценив, что я как бы не одна. И не рискуя подойти ближе из-за моего неожиданного кавалера.

— Это ещё что за недоструганный буратино? — всё тем же горячим шёпотом спрашивает Гриф.

Но после Чебурашки и Смешариков, услышать про Буратино я даже не удивлена.

— Мой друг, — и не думаю я тушеваться и иду прямо к синеглазому. — Маркус, — киваю я демократично, а потом представляю его Тэфилу. — Маркус Брин, эсквайр.

— Тэфил Гриф, — представляется Белоголовый сам. — Глава отряда внутренней безопасности и личной охраны Его Величества.

— Мадмуазель Лола, — кивнув Тэфилу, с усмешкой обращается Брин ко мне, — чем же вы заинтересовали ищейку короля, что он от вас ни на шаг не отходит?

— Смею предположить, видимо, тем же, чем и вас, господин Брин. Своим остроумием. Горящим революционным взглядом. Ну и большими… — опускаю я взгляд на свою грудь, — амбициями, конечно.

— Ну, амбиции у вас скажем, на твёрдую троечку, — улыбается Брин. — А господин Гриф в курсе, что вы собрались замуж за Его Величество?

— И вы называете это на троечку? — не остаётся в долгу Тэфил, откровенно разглядывая то, что усердно рвётся из моего затянутого корсета наружу. — Стать королевой?

— Конечно, — многозначительно улыбается Марк. — Вот если бы Императрицей Пяти Королевств — это было бы с претензией.

— А разве Император Филипп решил жениться? — бесцеремонно вклинивается в разговор Худышка Джейн. Но такое уж это место — Белый дом. Все равны. Никто и не подумал возмутиться. А я так даже обрадовалась её неожиданному вторжению. — Этот закоренелый самовлюблённый «вечный вдовец»?

— Как подданный Его Императорского Величества могу лишь предположить, что однажды Филипп перестанет носить траур и, конечно, женится.

— Учитывая, что он нацелился подчинить Империи все страны континента, боюсь в этой жизни сделать законного наследника он не успеет, — нагло ржёт Гриф. — Ему просто будет некогда втиснуть такую мелочь, как женитьба, между своих честолюбивых планов.

— Марк, вы серьёзно? — оборачивается всем своим монументальным корпусом к Брину Джейн. — Он собрался жениться?

— Не имею чести знать, — поднимает Брин руки, а потом протягивает правую Худышке. — Потанцуете со мной?

— Конечно, монсеньёр, — вкладывает она свою мягкую крупную кисть с ямочками в его ладонь, приседает в книксене, но обращается к Грифу: — Тэфил, с тебя песня. Я принесла гитару. И ты обещал.

— Вы поёте?! — только и осталось мне удивиться, когда эта парочка удаляется к центру зала.

— А вы танцуете? — протягивает мне вместо ответа руку Гриф.

— Скажите мне, Тэфил, только честно, если бы этот Брин пригласил танцевать меня, а не Джейн, вы бы меня отпустили? — спрашиваю я, когда и меня он выводит в центр зала под чарующие звуки рояля.

— А вы думаете почему он вас не пригласил? — уверенно кладёт Гриф руку на мою талию, а потом добавляет в самое ухо: — Я спою. Для вас. Только для вас. Но это подарок не от меня.

И больше не произносит ни слова до конца танца.

Глава 21. Даша

И я не хочу нарушать словами красоту и торжественность этого момента, этого танца, этого откровения Тэфила Грифа. И почему-то мне кажется, что это мой последний вечер здесь. Что всё же Гриф здесь не случайно. И король не приехал не случайно. Что-то происходит прямо сейчас, прямо в этот момент. И это точно связано со мной. Только что?

— Тэфил, — вручает Худышка Джейн гитару Грифу, едва он пристраивает меня на диванчик и одаривает бокалом шампанского.

— Как обычно? — зажав в руке гриф гитары, обращается он к аудитории прежде чем присесть на поставленный специально для него стул.

— Романс! Романс! — раздаются взволнованные голоса завсегдательниц.

Он делает пару вступительных аккордов в притихшем зале, а потом поднимает на меня глаза.

— Так хочется любви… красивой… настоящей… Чтоб по утрам шептать… нелепые слова… — тихо с хрипотцой звучит его голос, от которого у меня в горле встаёт комок. — Так хочется любви… влекущей и манящей… и чтобы от неё… кружилась голова…

— Так хочется любви… изящной… безупречной… — пою я, готовя ко сну свою скромную постель. — И чтобы не на день… а сразу на сто лет… Объятий каждый миг… и ожиданья встречи… И только лишь с тобой… всегда встречать рассвет.

«Объятий каждый миг… и ожиданья встречи… — прижимаюсь я губами к листу шершавой бумаги, исписанной неровным мужским почерком, отвернувшись с ним от разворчавшейся, что я мешаю ей спать Конни. — И только лишь с тобой… одним встречать рассвет».

Гриф лично проводил меня до двери спальни на втором этаже и сказал: «До встречи завтра!» Хорошо так сказал, правильно, твёрдо, убедительно. И многозначительно кивнул на мой вопрос: «Это тоже обещание не от вас?»

В темноте ночи, не освещаемой сегодня даже луной, я убираю письмо моего короля под подушку. Я могу его даже не читать. Каждое слово в каждом из его писем, спрятанных под матрас, я знаю наизусть.

Каждый вечер я закрываю глаза и мечтаю, чтобы мне хотя бы приснилось что-нибудь из того, что он написал.

«...Я не знаю какой будет нашей встреча. Я просто верю, что она будет, и каждый день я представляю её себе по-разному.

То я вижу, как ты обернёшься в толпе. В шумной, суетливой толпе, спешащей по своим делам, вдруг остановишься и обернёшься. И посмотришь на меня долгим внимательным взглядом, а потом пойдёшь прочь. И я всё пойму по одному этому взгляду. Я побегу за тобой, расталкивая прохожих на своём пути, схвачу за руку, обниму, прижму к себе крепко-крепко и клянусь, больше никогда ни за что не отпущу.

А иногда мне кажется, что я приеду уставший. Весь в пыли, в крови, провонявшийся конским потом, который ты так не любила и у крыльца, спрыгивая с коня, уже пойму, что ты здесь. И я побегу по лестницам, перемахивая через ступеньки, рывком открою дверь в твою комнату и увижу тебя, стоящую у окна. Ты так любила это окно, что я просто не представляю тебя больше ни в одном другом месте. Ты развернёшься, как всегда, с бокалом в руке и скривишься: — Гош!