Ведь он не подсадная утка Императора Пяти Королевств — он его враг, его опальный родственничек, которому светит корона, пока Филипп бездетен и неженат. И не ты ли меня убедил, что он тут неспроста? Так может, он здесь поэтому? Из-за Годелин?

Я снова отворачиваюсь к окну и выдыхаю. Но теперь не просто в отчаянии, а целенаправленно оставляю на холодном стекле запотевший круг от своего дыхания. И в этом пятне вижу проступившие контуры рисунка, нарисованные её рукой. Её рукой! Стрелу и букву «Г» в центре сердечка. Что бы они мне сейчас ни говорили, мне плевать. Я знаю, что эта Коннигейл не Даша и точка.

— А, по-моему, ты просто ревнуешь, — хмыкает Гриф. — Брина к той девушке, что тебе так понравилась.

— Отправили депешу Императору Трэса? — проигнорировав его слова, спрашиваю я скорее для проформы, чем действительно хочу убедиться, что всё сделали. И, стерев проступивший на запотевшем стекле рисунок, вновь присаживаюсь на подоконник лицом к своим притихшим заблуждающимся соратникам.

— Конечно, — хмуро кивает Барт. — Вестей от гонца ещё не было, ждём.

«Представляю, какими мы будем выглядеть идиотами, если окажется, что это не она, — качаю я головой. А я уверен, что это не она. — По крайней мере пока эту Конни-Годелин не опознают, я могу о ней даже не думать. И относиться просто как к гостье. А ещё свалить всё на Феодору. Её идея, она пусть и выглядит бледно. Мне плевать».

— А кого отправили в Диграф? — снова интересуюсь я чисто формально.

— Моих людей, — рапортует Гриф. — Всё проверенные, надёжные, не сомневайся.

— Я не сомневаюсь, — усмехаюсь я.

— Георг, её нельзя искать. Понимаешь, нельзя, — спрыгивает он со стола. — Так как хочешь ты — облавой, заглянуть в каждую щель, в каждый подвал, в каждую дыру — так нельзя. Особенно, если это Она. И даже если не она, а просто другая девушка, что запала тебе в душу. И не спорь, — останавливает он рукой мои срывающиеся с языка возражения. — Если Брин здесь ради Годелин, то ему до неё не дотянуться пока она в королевском дворце. Но что, если ради тебя? Я уже молчу про шпионов

Императора. Да они только почуют твою заинтересованность и всё, на Лолу начнётся охота. И хорошо, если мы найдём её первыми. Если она тебе дорога, кем бы она ни была, делай то, что я тебе говорю.

— Тэф, ты не понимаешь, — качаю я головой. И не знаю, как объяснить ему, что не в её это характере — прятаться, сбегать, если только её не вынудили так сделать. И не простит она мне бездействия. Того, что я не искал её, не рыл носом землю. Не вывернул наизнанку этот город. Я сам себе это никогда не прощу, если с ней что-то случится. И даже если не случится — всё равно не прощу, что сижу и выслушиваю какой-то бред, вместо того, чтобы послать всех к орту и сделать по-своему.

— Да всё я понимаю, — отмахивается Гриф. — Увы, так бывает, Георг. Да, бывает, что обязанности у тебя перед одной девушкой, а нравится тебе теперь совершенно другая, — толкает меня плечом, садясь рядом на низкий подоконник. — Ты всеми силами пытаешься не видеть очевидного, потому что она оказалась не такой, как ты себе представлял. Ты разочарован, обманут, но тебя держит обещание, что ты дал. Просто посмотри на это иначе. Как на долг перед своей страной. Ведь на самом деле ты вытянул счастливый билет. У тебя будет и дочь императора, и твоя иномирянка в одном лице. А что до той, третьей девушки…

И, честное слово, я его ударю, если он сейчас скажет что-нибудь вроде «жена не стенка», но он предусмотрительно замолкает.

— Тэф, — кручу я на пальце кольцо, не глядя на него. И не нахожу слов. Я устал орать. Устал топать ногами. Устал доказывать всему миру, этим ортовым богам, и этим оговым друзьям, что я не ошибся. Не сошёл с ума. Да и друзья ли они мне теперь, когда так усердно пытаются меня убедить, что я не прав. — Тэф, орт тебя подери!

— Ну, я Тэф, — вздыхает он. — Я всё понимаю, Гео. Все мы здесь понимаем, как это происходит. Найду я её тебе. Клянусь: найду! Тихо, без лишнего шума, как всегда. Найду. Я, честно, если бы не ты, сам бы за ней приударил, — вздыхает он и пожимает плечами на мой гневный взгляд. — А что? Девчонка — огонь!

И я только сокрушённо качаю головой, а он продолжает:

— Нет, ты прав, не просто огонь — чума, — лыбится. — Только вот если она по доброй воле сбежала от тебя — это уже ты сам её уламывай как хочешь. На что уломаешь. Я тут тебе не сваха. А уломаешь, так и встречайтесь по тихой. Что тебе мешает? Женишься на этой Годелин, получишь поддержку Трэса, выполнишь свои обещания перед Дарьей Андреевной в её лице, счастливо избежишь войны и встречайся со своей блондинкой, что так запала тебе в душу, пока не надоест.

— Вижу зря я сразу не сказал тебе «заткнись», — поднимаю я голову.

Глава 28. Георг

— Если я заткнусь, то здесь больше некому будет говорить. Шако — монах. Он принял обет во имя науки. Да, Шако? Ему нет дела до таких низменных материй как плотские желания. Барт переживает личную драму, ему не до твоих сердечных дел. Остаюсь только я, старина, — хлопает он меня по плечу.

— А ты несёшь всякую ересь, — поднимаюсь я, потому что в дверь стучат.

— Простите, Ваше Величество, — приседает в поклоне служанка Мариэль, но что она там блеет, я не слышу, потому что сама Мариэль уже со всей силы обнимает меня за ногу:

— Я соскучилась.

— Как же я рад тебе видеть! — подхватываю её на руки и прижимаю к себе. — Как же рад! Пойдём, малыш, объяснишь тупым дядям, что твой папа не сошёл с ума.

Оставив служанку у двери, я возвращаюсь со своей малышкой в кабинет и, согнав Барта, ставлю её на его стул.

— Расскажи-ка, девочка моя, этим глупым дядям, что ты знаешь про Дашу, — снова занимаю я своё любимое место на подоконнике.

— Дашу теперь зовут Лола, — рассматривает она большой гобелен с фигурами богов на стене, склонив голову сначала в одну сторону, глядя на Ога, потом в другую, изучая Орта, а потом смотрит вниз прямо между ними. Внимательно, сосредоточенно, совсем забыв про меня. Про нас всех.

— А про Конни? — пытаюсь я привлечь её внимание.

— Конни зовут не так, — не сводит она глаз с центра этой вытканной картины.

— Годелин?

— Нет, — трясёт она кудряшками. — И она сделала что-то плохое. Очень плохое. Огонь, — размахивает она руками, словно показывая шквал, что-то яростное, бушующее.

— Ты её боишься?

— Она меня прогнала, — пожимает Мариэль плечами, поворачиваясь ко мне. — Я ей не нравлюсь. А когда мы поедем к бабушке?

— Скоро, — уверенно киваю я.

— Почитаешь мне книжку?

— Конечно. Вот только прогоню этих злых дядек, которые не хотят меня слушать и приду. Господа, у вас есть вопросы к Мариэль? — обвожу я взглядом кислые рожи своих оппонентов. И получив лишь отрицательное покачивание голов, снимаю со стула дочь. — Беги, моя родная, я скоро приду.

— Пока, Эрми, — машет она гобелену. — Мы скоро приедем.

И убегает, пока я, как дурак, пялюсь на тканую картину.

— Пока, Эрми? — обвожу я взглядом присутствующих. — Что это значит: «пока Эрми?»

— Что она зовёт Эрмину — Эрми, — пожимает плечами Шако.

— Нет, — встаёт Барт, подходя к стене с гобеленом. — Что она видит то, что мы не видим и что… — не говоря ни слова, приложив немалые усилия, он всё же срывает его со стены, бросает на пол и поворачивается ко мне. — И много у тебя таких полотен? Настоящих. Старых. Времён троебожия?

— В каждом тронном зале. В комнате для заседаний, — оглядываюсь я. — Чёрт! Эрмина!

— Ага, — кивает Барт. И, подняв с полу гобелен, вышвыривает его в коридор.

— Хочешь сказать: всё, что происходит и о чём бы тут ни говорили, она видела и слышала через этот холст? — доходит и до Грифа.

— Именно так, Тэф. Чёрт! — ударяю я в шкаф кулаком, вдруг почувствовав себя как минимум, голым. И не могу сказать, что Эрмина когда-то до последних событий вызывала у меня опасения, но это неприятное чувство, что всё это время за мной подсматривали и подслушивали не добавляет к моему скверному настроению ничего хорошего.